 |
ВОСПОМИНАНИЕ
... Днём мы собирали цветы и травы, а когда
наступала ночь, купались в лунном сиянии. Мы жили все вместе, сообща, ощущая
друг друга как нечто целостное, единое. А если кто-то замыкался в себе или на
себя, мы пели песни мира и свободы, мы взывали ко всеобщей любви. Мы плели белые
воздушные паутины наших жизней в гармонии с Природой, общаясь с Космосом. Нам
хотелось летать, но летали мы только во снах, хотя они были так же реальны, как
и наши шаги на земле.
Тогда эти две силы, две возможности мироощущения
были уравновешены, поэтому мы составляли некую лабораторию мира по высветлению
тысячелетних духовных субстанций. Мы жили в единстве с Духом, освобождая тем
самым энергию необъятного пространства в сферические диски новых форм бытия,
внося Гармонию, Мир и Любовь... |
АДОЛ
| |
Горел огонь безумных уз
И возгорался всё сильней.
И падал вновь пиковый туз,
Девятка креста с дамою червей...
И хрупкая рука, чуть дребезжа,
Доверчиво искала пламя трёх свечей,
А за спиной смеялись сторожа,
Что повелительницы делались сильней.
Лил месяц лучезарный свет,
Предостерегая и толкая вновь
В палящий страстью ласк
Безудержный балет,
Расплата за который только кровь.
Однако поздно было отступать,
Глаза светились верою слепой,
Во власти карт ей суждено пропасть,
Когда огонь погаснет под пургой.
А за окном метёт, метёт, метёт...
И волнами ложится белый снег.
Десницей смольною из ночи Он грядёт,
И невозможен уж спасительный побег.
|
|
|
|
Адол:
«Пришёл... Ах, наконец, ты здесь...!».
Родольф:
«Я вижу, ждала. Нет, я очень зол.
Держи пальто, не хочешь ли присесть?
Сядь же, моя прекрасная Адол».
Адол:
«Ты болен?».
Родольф:
«И да, и нет.
Я рассказать тебе не волен,
Но нужен вещий мне и правильный совет,
Ты знаешь, я к пророчествам не склонен».
Адол:
«Конечно, милый, счастлива тебе помочь!
Ты мне мой воздух, смысл и биенье сердца.
Но совладаю ль я с огромной силою?»
Родольф:
«Тебе в подруги ночь».
Адол:
«Как же мне холодно...».
Родольф:
«Я помогу тебе согреться».
И, как заблудший юный мотылёк,
Одна Адол пред тем несокрушимым,
Что жизнь её однажды пересёк,
Став в ней звеном незаменимым.
Слетает шаль с опущенных плечей.
Не в первый раз, однако снова ново.
Не слышно нежных, ласковых речей,
Здесь счастье очерка совсем иного.
Сплетенье губ в глубокий поцелуй,
И боль пронзает всё её оцепененье
И страстного влеченья исступленье...
Родольф:
«Молчи. Свечу последнюю задуй…
...Теперь пора приняться за работу,
Ты одеваешься? Оставь ненужную заботу,
Я к наготе твоей давно уже привык».
Горит крыло у мотылька, взор девушки поник.
|
|
|
|
Адол:
«Не любишь ты меня...».
Родольф:
«Оставим эти басни.
Я – порождение стихий Огня,
И жизнь с тобой отнюдь не для меня.
(Себе: «Нет, рана, не погасни.
Пока я здесь, с тобой,
Люблю, душой изнемогая,
Себе отнюдь не позволяя
Отдать тебя Судьбе на произвол»).
Но стоит мне уйти...».
Адол:
«Зачем!?».
Родольф:
«Необходимо.
Стоит стена меж нами нерушимо –
Стена Добра и Зла,
Как говорят в народе,
Хотя они едины в своём роде».
Адол:
«Я за тобой пойду...».
Родольф:
«Предайся лучше Богу,
Очистишься от скверны понемногу,
Найдёшь утерянную Светлую Дорогу,
Меня забудешь понемногу».
Адол:
«Зачем же просишь помощи моей теперь,
Мой страшный, милый чародей?».
Родольф:
«За то, что сам глаза тебе приоткрываю,
К твоей же помощи по праву и взываю».
|
 |
|
|
Адол:
«Однако, я бы всё свершила,
Ведь верила и так тебя любила...»
Родольф:
«Ты мне, наверно, просто дорога».
И чистые слова краса Духовная
В чудовище раскрыла.
Родольф:
«Адол,
не сокрушай мой зыбкий и стареющий покой.
Лишусь Сил зла – сравняюсь я с землёй...»
Но свет тончайшей пеленой
Целует лоб усталый,
Взяв верх над карточной игрой.
II
Среди лилий белоснежных,
Под тению пруда
Проносится годов шумящих череда.
И вот Адол с Родольфом
Совсем уже не та.
И меркнет пред Природой
Былая Красота.
Лес дикий и дремучий,
Где замирает тишина,
Чтоб после – в долгожданный случай –
Благословить скитальцев
Из своего лона.
Бредёт Адол тихонько:
«Скорей бы умереть,
Не страшно мне нисколько,
Скорей бы жизнь допеть».
Влачится шлейф печальный,
Шлейф преданной любви:
«Мир грёз такой обманный,
Уходят дни мои...
И нет возврата лету и радости живой,
Родольфа тоже нету...
Огонь наш стал золой».
Но снова Месяц светит тайно,
Разнеживаясь в листиках осин.
Адол становится покойно и дурманно,
Из пустоты плывёт премудрейший Мерлин.
|
|
| |
И ясный
образ этот нерушимый
Пленяет синеву доверчивых очей.
Подобно зверю дикому,
С гор ветрами гонимый,
Спешит Родольф
К Возлюбленной своей.
Он далеко, он знает, что вне власти
То, чем он дышит, для чего живёт,
Что не ответит на порыв бессильной страсти,
В Его объятья больше не придёт.
Она... Его Любовь, его надежда,
Она единственная, только с ней вдвоём...
«О Боже, о, какой же я глупец, невежда,
С кем ночи скрашу, выживу ли днём!..
Нет. Не доступен мне покой,
Успокоенье теряю я
В разрыве с собственной душой.
Но, может, смертное холодное забвенье?..
Нет, нет, я просто к жизни был немыслимо слепой.
Адол, Адол, мой ангел, мой спаситель,
Не уходи, я понял, наконец,
Нам вместе быть, в прекрасную Обитель
Войти пред Богом под Святой Венец.
Нам вместе горе, радость и страданье –
Лишь отзвук ничего не значащий, пустой.
О НЕБЕСА! Любое наказанье,
Но вечною, незыблемой стезёй
Хочу я с ней идти, шаг ускоряя,
Старательно оберегая,
Чудеснейшее чудо из чудес
Ни на секунду в помыслах
Не оставляя»...
Тут показался долгожданный лес.
Чудеснейшее чудо из чудес...
И в зелени роскошной
Родольф поспешно вдруг исчез.
Адол:
«Мерлин?!».
Мерлин:
«Да, я».
Адол:
«Прости, отец, он моей воли господин...». |
 |
| |
|
Мерлин:
«Я знаю всё, родная».
«Не говори так – (себе): зачем настолько трудно!–
От Вечности я отвернулась безрассудно».
Молчанье грозное парализует
Тайное движение ночное,
И влажный воздух
Готов вылиться дождём.
Есть в лике старца
Что-то неземное,
Но в глубине
Отец остался в нём.
Мерлин:
«Прости себя хоть раз, впервые
Ты руку протяни сама себе.
Ничтожны и преграды временные,
Когда хозяйкой станешь ты в Судьбе!».
Адол:
«Но где мне взять такую силу?!».
Мерлин:
«Здесь сила вовсе не нужна.
Взор оберни к неиссякаемому Нилу –
Вода течёт не потому, что течь должна,
Но от того, что это бесконечное теченье
Есть основаньем всеобъемлющей Мечты,
Частичкою которой являешься и ты».
Адол:
«А люди на земле, словно пестрейшие цветы!».
Мерлин:
«Цветут и увядают...».
Адол:
«Однако Истины, той Истины,
Которой ты меня учил, не знают!».
Мерлин:
«Да, милая, я сам её, наверно, позабыл.
Прощай, корабль мой отплыл.
Я на минутку заходил».
Адол:
«О, как сердечко бьётся!».
|
| |
Мерлин:
«Его я разбудил.
И, если вдруг взгрустнётся –
Родольф тебя навеки полюбил».
Адол:
«Куда уходишь ты?».
Мерлин:
«О том один я знаю.
Горят последние мосты...
Теперь – прощай –
Я улетаю».
Слова бессильны и не властны,
Слова с душою не согласны!
И тает облако обмана
Под иссветлением ночных светил.
А где-то в тении акаций
Берёт свое начало Нил...
|
 |
|
|
III
Немало лет прошло с тех пор.
И не однажды они рождались,
Умирали...
И мысль о том, что жизнь –
Лишь блеф,
Её препровождение –
Позор,
Нещадно гнали-прогоняли.
Давным-давно окончен бал,
И в прошлое ушло средневековье.
Родольф не выдержал и пал...
Сменилось болью двух сердец
Огня раздолье.
Адол не знала,
Что такое боль,
Что есть земных
Скорбей страданье.
Не замечая под ногами
Жизни соль,
Она любила слишком
Мирозданье.
И вот теперь
Она одна и одинока...
|
| |
Адол:
«Ах, милый край!
Подняться бы высоко...
И с вышины,
Не глядя в мир скорбей,
Освободиться от земных цепей.
Мерлин, Родольф,
Зачем оставили
Меня на растерзанье!?
Приносит ужас
Мне моё слепое знанье.
Я знаю, но ничего
Поделать не могу.
И от него, от Знания,
Бегу.
Кто я? Зачем явилась
В мире этом?
Противны моей сути
Все правила его.
Болото затхлое
Есть для него портретом!..
Ах, не хочу я больше
Ничего.
|
|
| |
|
Уж ничего земного
Мне не надо...
Лишь в птичьем говоре
Живёт моя отрада,
В улыбке зацветающего
Сада,
Что отражается
В глазёнках малыша.
Его одухотворение –
Моя награда.
Но убегает он куда-то,
Зачем-то в поисках спеша.
Теперь я здесь.
Нужды ни в чём не ощущаю.
Мне хорошо...
О Боже... Я, наверно,
Умираю.
|
|
|
|
Смерть, милая Спасительная Дева,
Зачем боятся люди так тебя!?
Они не слышат тонко-серебристого напева,
Идут к Тебе, боясь, а не любя.
|
Я не страшусь, и я не убегаю –
Нет дальше смысла бегать или лгать.
Я просто чашу эту до дна,
До капли испиваю.
Мерлин, ты слышишь,
Истину могу я осознать!..»
И смотрят
Сквозь приподнятые веки
Глаза, что просыпаются
Навеки, –
Вся жизнь была
Лишь монотонный сон,
Конец – в начале –
Так наш мир рождён.
|
 |
|
|
