КРАСАВИЦА

Как за зелёною дубровой,      За речной седой волной,      Да за глыбами-горами,      За крутыми берегами,      Да за дальней даленой,      Там, где вихрь живёт шальной,      Там, куда и не дойти,      Где лежат мои пути,      Правда-матушка живёт,      Да меня-пропажу ждёт…      Пять дорог да три пути…      По какой к тебе идти?

Ох, и давно это было! В такие незапамятные времена, что и свериться нельзя, так что я, пожалуй, единственная буду, кто эту сказку помнит. Мне её бабка моя рассказывала, слово в слово выучить заставила и велела внукам передать, чтобы они нашли способ какой до людей её донести, а то ведь толку-то от старой сказки, которую никто не знает! Вот я вам на старости лет её и поведаю. Врать, что была там да сама всё видела, не стану – уж очень давно всё это произошло...      Итак, в каком-то иноземном королевстве, что за лесами, за морями лежало, жили-были, как и положено, Король с Королевой. Богатый да знатный Король, наделённый, кроме всего прочего, понятием, что воевать да убивать живому человеку никого не следует, что мирная-то жизнь народу слаще кажется. За это судьба ему счастливая досталась: чего бы этот Король ни пожелал, всё тотчас исполнялось. Но главное, за что он не переставал ихнего заморского Бога денно и нощно благодарить, – это за сына-королевича, что жена ему в своё время родила. До чего же славный вырос Принц! И красивый, и статный, и умный... Да что зря хвалить – сами увидите...

     Был у Принца в ту пору лучший друг, звали его (хе-хе) то ли Звук, то ли Голос, бабка сказывала, только я позабыла (что-то с песнями связано). И вот этот Голос говорит в самый неподходящий момент, как раз перед приездом Принцессы:
     – Ты ведь, Айстар, хоть и принц, а поди, тоже человек, имеешь право на счастье и на собственный выбор! Зачем тебе нужна Принцесса, хоть и красивая, да не по душе? Отец-то по своему понятию, как для себя, выбирал, но вы ведь люди разные, несовпадающие. Что ж теперь – женишься, а потом будешь всю жизнь жалеть, на отца пенять – мол, не дал даже шансу самому ошибиться.

А к той поре и Принцесса пожаловала. И вправду – знатная, одета хорошо, завита, напудрена. Айстар встретил её, ручку поцеловал по всему этикету, проводил до колодца (освежиться, значит, с дороги), а когда дело до разговоров дошло, стал расспрашивать: что её интересует, где она бывала, чего видела. Тут-то гостья и сплоховала... Стала бы она кокетничать да смущаться – может, ей и светил бы здесь жених, может, и влюбился бы королевич по простоте душевной, да только сказки бы не было... Она же вдруг приосанилась, носик наморщила, веерком обмахивается и говорит как-то не по-простому, в сторону:      – Ах, эти ваши дороги! Чего, по ним катаючись, увидишь, кроме пыли да грязи! А я существо нежное, привыкла к чистоте и уюту, по пути всю красоту свою растеряла: и платья смялись, и причёска растрепалась, и зеркало разбилось...      Послушал это Принц, послушал, да и понял, что за птица прилетела с ним гнездо вить. Да ещё вспомнил, что Звук ему сказывал.      Отправился Айстар снова к отцу милости искать...

     “Не пройди, далёкий, мимо, не забудь свою подругу. Где я, с кем я? Тут, с тобою, не предай мою ты память… Разве годы и преграды, разве время, расстоянья твоё сердце оправдают, когда вновь меня ты встретишь?..”
    
     – Нет, – говорит Принц, – не хочу я с такой женой век коротать! Это не о ней я мечтал, не о ней думал. Разве можно быть счастливым с мелководною рыбкой, когда самого всё больше вглубь тянет?..
     Послушал его Король, поразмыслил, только не зря ведь он считался мудрым да добрым человеком, поняло отцовское сердце, что тут пора сыну самому себе дорогу искать, путь протаптывать. Жену-то на всю жизнь берут, коли она не по сердцу, значит, и тебе счастья не будет – мытарства одни, даже если она богатая принцесса. (А это, поди, ещё хуже будет!) Я глупая старуха, а тоже, чай, жизни хлебнула...
     Согласился Король с Айстаром и стал к нему по очереди всех соседских принцесс приглашать, надеялся, что приглянется какая, может, и не затянется дело.
     Но не тут-то было. Какую из них ни увидит Принц – от всякой его воротит. Одна, может, и умная, да скучная, другая – пусть и весёлая, но дура. Никто ему не нравится! Красавица не нравится гордостью, злым сердцем да коротким умом, а простушку ему и вовсе не надо – что это, стыдно будет с ней на люди показаться! И взял он ещё такую мысль в голову, что всякая красота душевная и внешне видна будет, что, мол, если девица снаружи – колода свежерубленая, то и внутри у неё не на что поглядеть – будут там одни только сучья, шипы да занозы. Так он потом по одним только портретам стал судить – какую принцессу в гости звать, а какой к празднику и поклона не передавать.
    
    
     “...Ты на что хотел купиться? Продавать лихую душу, так уж дорого, без скидок, ведь та прибыль и доходы – это всё, чем ночью тёмной сможешь ты рассеять страхи, всё, чем вздрогнет сердце, совесть – звоном серебра и злата, когда ты увидишь небо или песню где заслышишь... соловей тебе заблеет, а цветок запахнет гарью... Это всё, что ты имеешь в свою прибыль и доходы, – так заламывай же цену!..”
    
     Шли месяцы и годы, Принц слегка поумнел, присмирел, стал иногда понимать свои ошибки, чего молодости не дано, да и не всякой зрелости тоже, но всё не мог он найти себе невесту по сердцу.
     А то ещё снился ему как-то сон, будто бы стоит он на перепутье, усталый, без сил, одежда на нём пыльная, рваная, стоит и не знает, куда ему теперь идти... И вдруг чует Принц перед собой силу небывалую, будто бы она его разглядывает и со стороны наблюдает, да только скрыть себя не может, потому уж очень сильна, аж воздух звенит. Оборачивается он в ту сторону, откуда этот странный источник бьёт, и видит сцену: стоят над обрывом мужчина и женщина, стоят и страшно ругаются. И батюшки, до чего же женщина красивая! Лицо бледное, волосы чёрные, фигурка стройная и ладная! Да только глаза у ней почему-то закрыты... Чувствует Принц, что знал её прежде, и в лицо это смотрел, и голос этот слыхивал, а вот когда это было – запамятовал… И всё кричит эта женщина, слов Принц не разберёт, а только понимает, что везде она права, кроме одного… а чего одного – неизвестно!
     А та всё пуще злится, руки то к небу, то к своему собеседнику-мужчине вскидывает, а Принц её разглядывает и оторваться не в силах, только видит всё уже не со стороны, а словно он сам – тот собеседник. Чувствует даже, как морщинки на лбу его складываются от напряжения и бессильного гнева, как слова он в мыслях подбирает, чтобы женщине той что-то объяснить… Среди прочих брошенных ею слов одна фраза ему почему-то запомнилась, словно ножом острым резанула, что красота-де в душе её не приемлет отвратительного, того, что жизнь приносит… Неожиданно он чувствует словно всплеск какой-то огромной странной силы, что покоится в женщине, только она этого не ведает,.. что дано ей гораздо больше, чем она сама хочет, и что не вправе она красоту себе выбирать... Подсказать бы ей это, да жаль, у самого сил нет...
     …Вдруг женщина ногой топает, что-то обидное напоследок бросает, да глаза свои открывает… На один лишь миг их взгляды встречаются, а уже понимает Принц, что никогда он того взгляда не забудет – как бездна тёмного, силою небывалой зажжённого, знакомого… и какой-то упрямой ошибкой подёрнутого. Слышит словно издалека Принц мысли-слова мужчины: «Слепая твоя красота…» – да видит напоследок, как бросается чёрноволосая женщина вниз головою в омут – лишь ветер успевает её по волосам погладить…
     …Тут Айстар как раз и проснулся, но словно ещё помнил всё – свою досаду и разочарование, что обернулось всё так, сожаление, боль какую-то ноющую, словно бы надолго засевшую… Напоследок, словно тень за сном тянется – понимает, что наказание будет этой женщине за такую ошибку… И что связаны они друг с дружкой накрепко, будто какой нитью невидимой. Помочь бы ей да себе – но как?
     Вот с тех пор Принц и стал вроде как подпорченный, глубоко засела ему эта красавица наснившаяся, всех принцесс он теперь с нею сравнивал. Да разве хоть одна из них может тягаться с той?
     И тогда Король, видя, что дело не ладится, советует Принцу вместо бездействия поехать самому искать своё счастье. Страна-то у них, чай, не маленькая, девиц много, пускай не принцесса, лишь бы сын был счастлив! Тот без долгих сборов садится на коня и отправляется куда глаза глядят...

“...Я лежала, а травы шептали         Про бездонную пропасть скитаний,         Как летали они семенами,         Как ударились с лёту о камень,         Как росли сквозь осенние листья,         Как дожди их приют размывали,         Как снега их в земле укрывали,         Как тепло было им под снегами...”           Ездил Принц ни много ни мало – год. Исколесил всё королевство, где только не был, разве что в самых маленьких сёлах... Ну, а там обитает одна только голь да нищета, вроде нас с Вами, с которой принцам даже и говорить не положено.      Так он никого и не нашёл...      Все, кто встречался Айстару в городах и к кому он заезжал, были людьми богатыми. Они принимали его, устраивали балы и пиры, может, конечно, и с корыстной целью, не без того, дочерей своих в лучшем свете показать, знали, чего будущий правитель ищет, но всё впустую. Как глянет Принц на дочку какого-нибудь богача, так сразу и понимает – не она это! А чтоб совсем не отчаяться, он так себе тихонечко думает: “Эта, мол, толстая да жадная, но ничего, не все ведь такие будут, встречаются на свете и другие. Ничего, найду...”

“…Не бойся, спой, раскрой для песни душу, она сама прорвётся, как из сети, она давно, сто лет ждала свободы и умоляла выпустить на волю. Тогда ты с удивлением заметишь, что столько звёзд оставил без вниманья, уже ль дожди, снега роняли свои слёзы, чтоб заслужить лишь разговоры о погоде…”           И вот стоит Айстар перед маленьким уютным домиком, таким ухоженным да славным, что и описать нельзя. Весь двор там в цветнике тонет, а за ним садок – сплошь яблони да сливы – деревья полезные, не то, к чему он у себя во дворце привык – фикусов, там, пальм всяких нету! Стоит и разглядывает его в ожидании, когда же покажется Марушка, а то она, должно быть, заболела, раз сидит дома в такой солнечный день.      Потом пригляделся Принц, смотрит – на лавочке под окошком девчоночка сидит – такая ладненькая, пряменькая да белявенькая, ни дать ни взять – майский цвет али какая водяная лилия. Волосы у ей нежные, чистые, как первый снег, а глаза прозрачные, яркие, на солнце сверкают, играют, отливают, что твои самоцветы!..      Айстар смотрел-смотрел на этакого ангелочка, а когда решился заговорить, так ничего умнее и не придумал, чем спросить, дома ли Марушка, о которой так много говорят в округе?

    
     И в эту же ночь видит Принц снова во сне свою чернявую девицу с закрытыми глазами, но теперь уже и вовсе близко. Она к нему подходит, руки тянет, дрожащим голосом что-то просит, словно нищенка хлеб вымаливает. Попозже он и слова начал различать: “Забери меня с собой! – говорит красавица, да так жалостливо, сил нет слушать. – Забери, забери, забери! Я поняла теперь, поняла! Я не ту красоту искала! Она не даёт ничего! Я не хочу больше внешней красоты... Забери, забери...”. А сама так плачет, так убивается, будто бы у неё горе какое. Принц удивился даже, думает, с чего бы это, когда он её (хоть и в другом обличье, а всё же её, горлицу) уже в жизни нашёл, опять во снах приходить? Не иначе – поскорей замуж хочет...
     Утром он поразмыслил и решил взаправду поторопиться – мало ли чего, – товар ходкий, того и гляди уведут, на свете, чай, охотников много, а она кого хочешь себе может выбрать! Вдохнул, выдохнул и отправился к своей любушке... Свататься, значит...
     Быстренько они столковались, да ведь такое дело быстро не делается, придётся хоть пару неделек да обождать.
     А пока надо ж таки и их чем-то заполнить, вот голубочки наши и взяли моду в саду сидеть да беседовать. Айстар всё больше умные разговоры заводит, а невестушка его на жизнь возвращает (видать, и впрямь умудрённая девка), но уж если совсем милого занесёт – не отвертеться, она стишки какие почитает, из старых, Принц и присмиреет – охает, восхищается!
    
    
     “Лишь моя боль больна, лишь моя жуть страшна… Всё во всём оттого, что во мне нет Меня… Это Я… Это я… это я…
     …Вот в чём тайна и глупость людская…”
    
     – Конечно, они меня любят, – усмехается ясной своей улыбкою Марушка, прижимая белую ручку к груди. – Да как же им меня не любить? Я же их Голос, их Песня! Я несу им красоту и утешение! Разве можно меня не любить?
     – Нет, – соглашается Айстар, – нельзя! Как нельзя не любить солнышко али соловья. Это же то, что есть в мире хорошего!
     – Да, – его душенька вся раскраснелась уже от похвал, но ничего, держится, только взмахнёт своей кудрявой головкой – и смущения как не бывало! – Мне уже многие говорили, что я хороша!
     – Не просто хороша, – не унимается Принц, – много бывает красивых людей, но все они пустые изнутри, как камыш, все только и умеют, что хвалиться и цену себе складывать, но ты-то другое дело! Как вот давеча во сне сама же мне подсказывала, что красоту внутри искать нужно – её в косу не вплетёшь...
     Марушка глазоньки голубеньки долу опустила, засмущалась:
     – Ты мне тоже иногда снишься...
    
    
     “…А что мне жизнь и свет – не больше, чем мерцанье ночного светлячка в лесной траве, или листка осеннего дрожанье, иль крошка снега на сырой земле...”
    
     Шло время, и назначенный день свадьбы был уже не за горами. Всё село готовилось к нему, словно это самое что ни на есть главное событие со времён торжества Ярилы над тёмным богом! Люди радовались, приносили подарки, поздравляли их, особенно Марушку, рассказывали, что всегда знали – быть ей королевой, поди, и им самим легче станет жить с такою правительницей. Весточка эта быстро разнеслась. «Может, – думает Принц, – так она и до отца дойдёт – порадует старика».
     Но случилось по-другому, видать, и вправду говорят: сколько человек планов ни строй – у Бога на этот счёт всё равно свои соображения. Так и с нашим Принцем случилось. Дойти-то весточка дошла, а вот к чему привела – другое дело! Обрадовался Король тем новостям али нет – того уж я не знаю, да и знала б, – забыла по глупой старой памяти, а только шлёт он в тот же день к сыну гонца, пока молодой Принц из названных мест не пропал.
     Приезжает гонец к Айстару (он как раз со своей невестой беседовал про будущую свадьбу – про наряды там, где жить будут, да, может, ещё про приданое), входит, ему по королевскому обычаю кланяется и такое говорит:
     – Велит вам, Ваше Высочество, батюшка-король отложить хоть на короткий срок свадебку да немедленно к нему приехать. От тоски ли, али ещё отчего, только стал он за этот год стареть, болеть. Боится, не дождётся вас перед свои очи увидеть до смерти!
     Доложил и пошёл себе. Чай, тоже не дурак, понимает, как такие вести Айстару придутся – небось, не до души, распечалится он, погорюет, с милкой своей их захочет обговорить.
    
    
     “...Каждый шаг – на перепутье, где пройдёшь, оставив след? На песке и камнях ветхих, где живой-то жизни нет? Где война сечёт по ранам, где находит свет на свет, где весь час в пути с тобою конь, топор да пять монет? Или может – золотою да в каменьях путь-тропою ты поскачешь-понесёшься за мечтою молодой? А она – ведёт да тащит через судьбы да слова, а когда в лицо ей глянешь – нет, она не молода!..
     Есть ещё одна дорога, еле видная, в туман, там блуждают смертны души, покупаясь на обман. Ищут странные виденья – эх, не сбиться бы с тропы, – Дверь, что видится немногим... А куда ступаешь ТЫ?..”
    
     Как услыхала Марушка новость – прямо сама не своя сделалась! Зарыдала-заплакала, с места вскочила, ножкою топнула. Розовенькие щёчки у неё раскраснелись, волосы растрепались.
     – Как же, – говорит, – я после такого позора людям в глаза смотреть буду? Меня же засмеют – жених перед свадьбой сбежал, только пятки сверкали! Предатель, обманщик, это ты сам всё подстроил, чтобы меня опозорить да бросить! Чего же я тебе такого плохого сделала?!
     Это кричит и всякую прочую ерунду, знаете, как девки делают, когда в слёзы ударяются, и свет им не мил, и все им враги. Беда с ними, с этими слезами!
     А Принц и подавно растерялся – не привык с такими вещами дела иметь. Ему бы утешить её, успокоить, а он стоит, как пень, да глаза таращит, не понимает даже, с какой беды горе!
     Ну, тогда уж Марушка и вовсе запричитала, ей это молчание вроде как подтверждение – да, изменил ей миленький! Она на него глазами своими разгоревшимися как зыркнет, как фыркнет и – прочь из дому, побежала вся в слезах к лесу... Сперва Принц и не сообразил даже, что произошло, а потом вдруг словно щелчок в голове: «Как во сне!..» Подумалось ему: это же она может с собой что-нибудь сделать, душа-то чувствительная, поэтическая, ранимая. Может, прямо сейчас его милушка головой в омут бросается!
     Сорвался Айстар с места – и вслед за ней в рощу понёсся: кричит, ищет...
    
    
     “...Подойди ко мне, послушай, я глупа, глуха, не зряча, только, может быть, сквозь это сам собой проходит пламень, превращается чрез губы, выливается словами, истираненную душу надрывает, надрывает...”
    
     Бежит Айстар, меж деревьев проламывается, бор всё гуще да гуще становится, кроны у деревьев темнее, зеленее, сучья под ногами трещат – давно бы ему пора остановиться, а только не может он, да и не хочется. То там, то тут мелькнёт вдруг красное пятнышко – туда и кидается, несётся спасать свою Марушку. Единственное, что смущает, – странно она как-то бежит, молча, без всхлипов, без криков, ну, и он себе молчит, да и толку голосить – лес загустел, все звуки поедает, собственных шагов уже не расслышать.
     Долго ли Принц бежал, а только видит впереди – мелеет лес. Может, думает, я сквозь него пронёсся навылет, пропустил свою милушку где-нибудь в чаще?.. Но совсем уж отчаяться не успел – слышит вдруг – её голос!
     Но, батюшки мои, до чего же странный это голос! Громкий, звонкий, отчаянный, всё вроде, как обычно, да только с кем ей, голубоньке, в лесу-то разговаривать? Не иначе – с ума сошла, с деревьями начала беседы разводить.
     Притаился Айстар, прислушивается, из-за деревьев приглядывается...
    

     Смотрит Айстар, выходит его Марушка на берег озера – ни паники, ни истерики не осталось в её лице – и начинает громко кричать что-то; слов ему издалека не разобрать, потому, может, решился поближе подойти. Стал пробираться по пням да корягам, как вдруг доносится из озера, из-под самой воды гул переливчатый, поверхность его то всё гладкой была, а сейчас забурлила, вроде как похлёбка в котелке закипает. Изумился Айстар, рот раскрыл, смотрит, что дальше будет...
     А дальше около Марушкиного берега прямо из воды выползает мерзкое чудище – чёрное, огромное, распухшее, голова у него клыкастая, липкая, на драконью сильно смахивает. Вылазит, во весь свой огромный рост выпрямляется, лапы когтистые в землю впились (как отточенные плуги в неё вошли), стоит и чуток морду к Марушке наклоняет – слушается, значит.
     «Э-э-э, – думает себе Айстар, – выходит, моя милая ещё и колдунья, повелительница драконов? Что ж, это полезно, такие твари в войне могут пригодиться...»
     ...Но не успел он этого додумать, как вдруг глянуло чудовище по сторонам, словно из опаски, не увидит ли кто, и заговорило человеческой речью, как вот мы сейчас с тобой разговариваем! Не так тихо, конечно, и голос больше на рёв смахивает, но слова различаются.
     – Чего опять пришла? – раскатистым басом, как и положено дракону, спрашивает.
     А Марушка снова как забьётся в истерике, по берегу носится, орёт не своим голосом, руки заламывает, словно требует чего-то, а уродище молча на неё смотрит. Наконец, не вытерпело, спрашивает:
     – Так чего тебе нужно, говори. Ты ж не медведь лесной, чтобы так реветь! Сама ведь знаешь, что нужна мне, нуждаются люди в стихах светлых… Неужто же не помогу?
     – Ладно, – отвечает Марушка, слегка поутихнув. – Нужен мне прощальный стих, да такой, чтоб человек, которому я его дам, уже никогда не смог меня забыть и покинуть! Чтобы это был сильный стих, крепкий, как старое вино, не такой, как эти твои последние вздохи-ахи, поняла?!
     Дракониха медленно кивнула, раскрыла зловонную пасть, и над озером и рощей понеслись слова да строки, накрывая собою все шорохи, птичьи голоса и плеск воды...
     ...Но последнее, что запомнил Айстар из этой сцены, прежде чем его вдруг сморило – от жары, должно быть, и он упал прямо на берегу без сил и сознания, – это были глаза ужасного чудовища, такие глубокие и грустные, что, казалось, нет в них даже места для чего-то весёлого, наивного, чистого, как у Марушки; эти глаза застыли, обращённые куда-то вдаль, печальные, сильные, чёрные-чёрные, как ночь, и до боли знакомые…
 

“...Оставь меня, дай мне покой,      Дай счастье, коего не знаю,      Или возьми меня с собой,      Я здесь сама, как дым, растаю.      Возьми мои молитвы в путь,      И сны, в которых только солнце,      Иди вперёд и не забудь –      Твой путь – любовь, она с тобой,      Как лучик в маленьком оконце.      Звезда, светящая тебе, –      Мои мечты, воспоминанья,      А ветер в парусах ладьи –      Мои пустые причитанья.      Так брось меня! Возьми с собой!      Оставь, дай волю, дай дыханье!      Я так хочу пойти с тобой,      Я – слёзы, бури завыванье.      Я – хмель, я тот глоток вина,      Что утолит любую жажду.      Я – груз, я – ноша, я – зима,      Что вяжет шаг и вздох твой каждый.      Оставь же всё, иди скорей,      Пока молчу, пока я вижу,      Иначе – смерть, я смерти злей.      Не стой так долго у дверей.      Уж пусть я лучше ненавижу...”

Книга 17 Сказка о Чёрной Собаке      Волшебная дудочка
	Сказки на украинском языке