|
|||||||
| |||||||
Сунап летел прямо на него и уже вот-вот должен был примять.
Фура, кувыркаясь в воздухе, пытался найти надежду, за которую можно было бы уцепиться. Но Сунап сделал это раньше. Он обогнал в полёте Фуру и, проносясь меж веток дерева, зацепился о них мохнатой спутанной шёрсткой и повис. – Ура! Мы спасены! – прокричал в радости Фура, как всегда, торопясь с выводами, и схватился за ухо Сунапа. Послышался треск, ветка обломилась, и они полетели вниз, рухнув прямо на Большого Мотыля. – А-а-а во-о-о-от мне-е-е-е не-е по-а-ове-езло-о-о... – с оттенком грусти подытожил Мотыль. Он дёрнулся, стряхнув радостно-спасённых существ со своей спины, и попробовал взмахнуть крыльями. – Вот бли-и-и-ин! Ско-о-о-омка-али-ись мои кры-ы-лы-ы-ы-шки... Сунап подошёл к Большому Мотылю и попробовал расправить его крылья. Но те пожмаканным образом крючились, складывались и болтались по бокам. – Да-а-а уж, бесполе-е-еезно-о! Теперь только жда-а-а-ать, жда-а-а-ать, жда-а-а-а-а-а, д-а-а-а-а-а... – И Бабочка зевнул. – Ну что ж! – отряхивался Фура, не обращая никакого внимания на несчастного гусеницу. – Рады были с вами познакомиться... Большой Мотыль лишь тяжело вздохнул. Наступила долгая пауза. Фура рассматривал колючку в своей лапе. Сунап застыл с помятым крылом в руках, а Мотыль зевал, зевал и зевал... – Ну ла-а-дно, ребяты-ы-ы-ы-ы-ы-ы, проща-а-а-йте... Я на не-е-е-е-ервной по-очве бу-у-ду спа-а-ать. Большой Мотыль пополз под дерево, нашёл наиболее нервную почву, нагрёб на себя опавших листьев и превратился в холмик. – Что нам делать? Что нам делать? – засуетился Фура. – Ни на кого нельзя рассчитывать! Как сложно устроен мир! – На меня можете! – клацнули зубы из дупла. Фура и Сунап оглянулись. – Что можем? – не понял Фура. – Рассчитывать! Дубина! – Я не дубина, я – Фура! А это – Сунап. – В дупле у меня дубина! Она мне мешает вылезти! Незнакомец пыхтел, скрежетал огромными зубами и громко пытался вылезти. – Это не моё дупло! – признался он. – У меня тут даже зубы не пролазят. – Эх, дубина... дубина... – Пошли! – скомандовал Сунап. Он опять что-то заподозрил и начал тихонечко гудеть. Его нынешнее гудение был очень красивым и напоминало водоворот. – Что-то здесь не то... И листик притих. Но Фура зачарованно смотрел на поблёскивающие из дупла зубки, не двигаясь с места. – А вы не опасный? – только и смог спросить он. – Ну что вы! – И зубы обнажились в улыбке... – А как Вас зовут? – продолжал спрашивать Фура уже чуть смелее. – Некоторые зовут меня Кровавым Монстром, другие – Первой смертью... Но мама называла меня Ладушек-Оладушек. – А я – Фура! – И наивное существо засунуло лапку для рукопожатия прямо в дупло. – Ты что?! – заорал Сунап, дёргая друга за руку. И как раз вовремя – челюсти Кровавого Оладушка громко клацнули, содрав кусок дупла с внутренней стороны. – Один-ноль... – уныло произнесли из дупла. – Да вы что?! – возмутился Фура, глядя на свою чудом спасённую лапку. – Вы чуть не откусили мне лапу! Я чуть не стал жалким калекой о четырёх конечностях! – Нет-нет-нет, я совсем не хотел её откусывать! Так только – посмоктать... И вообще – если бы не дубина, вы бы увидели, какой я милый! У меня даже бантик на хвосту!.. На хвостах... – Правда? – Забыв обо всём, Фура полез в дупло уже всем собой. Но в основном – носом. Сунап снова успел выдернуть его. Челюсти снова клацнули. – Два-ноль, – последовал печальный счёт. – Это входит в привычку. Вот дуралей... – Кто это дуралей? – обиделся Фура. – Да никто! Я так думаю, дуралей во мне плохо переварился, и я вот теперь стал неповоротливым. – Вы съели дуралея?! – Фура аж затрепетал от вожделения увидеть дуралея – это были мифические существа. – Хочешь, покажу? Не успели слететь эти роковые слова из дупловых уст, как Сунап уже дёрнулся доставать оттуда Фуру. И правильно – раздался щелчок и грустные: «Три - ноль. Ну вот и всё...». – Фура! – принялся вычитывать друга Сунап.– Только Фуры не учатся на своих ошибках! Ты что, не понял?! Перед нами Мясоед! Хищник! Лгун и любитель дуралеев! Скоро ты и сам им станешь! – Нет! Всё кончено... – донеслось из дупла. – Если бы только вот не эта дубина... – Я, может быть, просто потерял немного бдительности, пока летел с Бабочки, – оправдывался тем временем Фура. – Она вся почти рассыпалась вместе с шариками из головы. А остальные шарики заехали вон туда, – и он указал на свои ролики. – Но ведь ты чуть не погиб! Он обязательно тебя съест, этот мясоед! Пойдём! – Нет-нет-нет! – заклацали зубы из дупла. – Я теперь не смогу без вас! – Как это? От голода, что ли, умрёшь? – Да нет же! Мне на роду было написано, что я стану принадлежать тем существам, которых трижды не смогу съесть. Так что мне приходилось съедать без разбору всех родных, друзей и близких, чтобы только понять – чей же я, в конце концов! Сам-то я по природе вегетарианец, меня мама даже Оладушком называла! Знали бы вы, как я рыдал, съедая её! Но теперь всё определилось – я принадлежу этому вот, лупатенькому! – Мне? – Фура весь так и просиял, а Сунап недоверчиво переспросил: – А что значит по-твоему – принадлежу? – Ну... Это значит – никогда не пытаюсь съесть, обмануть или там руку откусить... Значит, я к нему привяжусь, полюблю его и пойду за него замуж! – ЗАМУЖ?! – бедный Фура аж подскочил. – Ага, – улыбнулось дупло. – Потому что я девочка... Гы-гы-гы... Фуру долго пришлось откачивать от такого шока. Он не мог прийти в себя. Он вообще не понимал, что такое ЗАМУЖ, и пока ему не объяснили, что это не очень больно, сильно нервничал. Перед ними сидело существо, лохматое и красивое. С огромными зубами и ма-а-аленькими глазками. Косолапыми лапками оно почухивало себя по пузику. А хвостов его было не счесть. Даже Фура не захотел бы их пересчитывать. Долгое время он был центром внимания. Сперва все подумали, что он умер, но по внутреннему стону можно было догадаться о его пребывании в бесформе. Когда он очнулся, все немного успокоились. Фура придирчиво осмотрел свою будущую семейную жизнь и, кажется, остался доволен – она была белая, пушистая, весёлая и симпатичная. Можно сказать – мечта многих... – А куда вы шли? – поинтересовалась Ладушек-Оладушек, делая свой голос более тонким и изящным, отчего он становился неестественным. Хотя сама она думала иначе. Сунап только сейчас вспомнил, что они куда-то шли, и рассказал об этом новой знакомой. Уже совсем стемнело – птицы с криком летели на землю отдыхать от дневного полёта, чтобы задолго до рассвета снова ринуться в небо. Птичьи крики смолкли... | |||||||
| |||||||
А где-то в далёком пространстве воздух пронзил отчаянный крик:
– Не умирай! Это плакал Кто-то. Он был не очень силён и всегда оберегал Принцессу Птиц – всем сердцем, всей душой. Он следовал за ней и был её тайным ангелом-хранителем. Никто не знал о нём. Никто не видел его. Даже сама Принцесса Птиц его никогда не видела. Иногда чувствовала, что она не сама – Кто-то всегда присутствует рядом. Но потом решала, что это ей только кажется. ...Сегодня она увидела немного солнечного света и вышла к нему. Крылья её уже были слабыми, и она не могла летать как раньше. А этот Кто-то всё наблюдал за нею и плакал. Он видел, что солнце уже заходит и Принцессе Птиц не хватит его света. Он сел на пригорке рядом и прислушался к её дыханию. Оно было еле слышным. – Не умирай! – отчаянно крикнул Кто-то. Он достал своё сердце и всю ночь держал его подле Принцессы Птиц, чтобы лучи сердечка могли согреть её и дать сил продержаться ещё. Кто-то посмотрел в небо и увидел всё так же парящих птиц. Он понимал, что рано или поздно она будет обнаружена или погибнет. Под утро Кто-то, еле держась на ногах, перенёс Принцессу Птиц подальше от открытого взгляда неба под защиту кустарника, накрыл её огромными листьями, но его сердце постепенно угасало, а Принцесса пребывала так же в беспамятстве. Кто-то опустился рядом с Принцессой Птиц и закрыл потухшие веки. Наступило утро. Всё сильнее начинали кричать птицы, и красные брызги солнечных искр еле-еле просачивались сквозь птичий народ. Но и те, что успевали проникнуть в мир, птицы догоняли и со слезами склёвывали. | |||||||
| |||||||
– ...Ибо воздвигнется мир, полный света и счастья! Да не будет войн, обрекающих всё живое на гибель... – Худенькое существо, покрытое иглами на макушке, кончике хвоста и лапках, пробиралось сквозь колючие кусты. Его немногочисленная шёрстка была изодрана, и клочья то и дело отпадали с каждым прикосновением когтистых веток. Тело его устало, а дыхание до того разгорячилось, что выдувало огонь изо рта, вместе с пламенными речами, зато взгляд его был полон сил, и заряда его хватило бы, казалось, на всю Вселенную. То и дело спотыкаясь о корни и сцепившиеся травы, существо никак не могло замолкнуть. Оно свято верило в правдивость извергающихся Истин, и единственное, о чём оно жалело, что никто не слышит сиих вдохновенных речей. От этого оно говорило всё громче и громче, расчищая лапками пространство вокруг, «дабы не сжечь ничто живое». – Да будет свет сердец ярче Солнца и да прольётся он на... Существо споткнулось обо что-то и покатилось вперёд, кувыркаясь само и кувыркая недоговоренное... – И да прольётся он... – Оно наконец остановилось и облизнуло сломавшуюся на лапке иголочку, – ...на... Существо вдруг замерло и замолкло на мгновение. – Вселенский интерес обуял... – путаясь в мыслях, быстро пробормотало оно. – Что же встало на пути? Где преграда, послужившая препятствием в продвижении Великого дела? – И Существо до того оживилось, что у усталости не осталось никаких шансов напомнить о себе. Оно вскочило на лапы и побежало обратно «убрать препятствие, дабы никто более не повредился...». На бегу оно раздвинуло ветви кустов, подскочило к вороху листьев, разгребло их и... обомлело. | |||||||
| |||||||
...Поскольку накануне вечером Ладушка-Оладушка так и заснула, не дослушав рассказы Фуры и Сунапа об их жизни, да и сам Фура заснул вскоре на полуфразе, то теперь, когда после просыпания из его рта выпало: «…чший друг Сунап, раз уж так получилось...», он очень удивился, а окончания или хотя бы начала фразы так и не смог вспомнить. Первое, что привлекало внимание в этом утре, была сплошная пелена птиц, закрывавших всё небо. Это была уже не туча – это было сплошное пространство птиц – чёрное, кричащее и передвигающееся многослойное пространство, нависающее со всех сторон. Сунап мрачно поглядел туда и решил поскорее браться за дело. «Нам нужно понять – что происходит и как мы с этим связаны». Однако был ещё вопрос – «у кого спросить?..» Над этим друзья и задумались. У них был Совет. Поначалу всё было как всегда – Сунап, разговаривая сам с собой, вносил умные предложения и сам же их опровергал, Ладушка-Оладушка, раскрыв рот (отчего он отвис до самой земли и медленно поедал и пережёвывал травку) слушала, а Фура от скуки надувался и сдувался и временами жевал свой хвостик... – Всё началось с последнего листика! Наверное, нам нужно раскрыть его тайну! – осенило наконец Сунапа. – Я ждал его целую неделю, не едя и не спя... – Кажется, правильнее будет сказать – «не поедая и не спая», – ненавязчиво поправил его Фура. – Или, может быть – «без еду и не спу»... или даже – «без еды я не спы»... или... «я не спал, не едал»... или... – Фура, я не жрал и не дрых! – грубо оборвал его дружескую помощь Сунап. – Продолжаю... Гм... я не ел и не спал, всё ждал-ждал-ждал этот листик! И даже не знаю, зачем он вдруг мне понадобился... А и действительно! Мне за обедом приснилось какое-то неземное создание с добрыми красными глазами. Оно мне велело найти последний листик осени и раскрыть его тайну... Вот... Что же нам теперь делать? – Может быть, стоит попробовать раскрыть тайну последнего листика? – мило проклацала зубами Кровавый Монстр, игриво и преданно виляя хвостами. На каждом из них были бантики... Синие... Зелёные... Жёлтые... Белые... Красные... Чёрные... в полосочку... в клеточку... в кружочек... в кубичек... в ромбичек... в щеночек... в котёночек... – в общем, много было бантиков. – Точно! – восхитился её мудростью Сунап. – Но только как нам открыть его тайну, если никто не понимает листьевого языка?! – Ой, а я, кажется, знаю, кто понимает все языки! – вдумчиво произнёс вдруг Фура. Если честно, Сунап потом вообще никак не мог объяснить такого нежданного проблеска ума и прозрения в друге. Но Фура тем не менее это произнёс: – Эхо! Эхо понимает все языки! Только где его взять?! – Ой! – вспомнил вдруг Сунап. – А я, кажется, помню одно такое не сильно занятое Эхо, которое могло бы нам помочь! В яме БурРута! Только как же нам туда попасть?! – Ой, – опять перебил его Фура, осенённый очередной мудрой мыслью. (Нужно заметить, что описанная здесь аномалия всеобщего прозрения посещает живых существ крайне редко, что даже не имеет другого названия, кроме: «Ой!») Итак, Фура ойкнул: – А я, кажется, знаю, кто знает туда дорогу и может нас довезти! Большой Мотыль! Только как его здоровьечко? – Ой... – И Сунап покосился на Ладушку-Оладушку. – А я, кажется, знаю кого-то, кого Большой Мотыль при всём желании своём не подымет... – Ой! – угрожающе откликнулось зубастое счастье Фуры. – А я, кажется, знаю – кому я первому откушу голову, если меня не возьмут! – Фура, – шепнул Сунап другу, – разбирайся с ней сам, если хочешь, чтобы твой друг остался в живых... | |||||||
| |||||||
Он незаметно сделал величественный вид – ведь его с таким уважением редко выслушивали. – Есть живых существ нельзя... Это вредно и тебе, и им... После этого будут очень большие последствия, перерастающие в неприятности. У тебя начнут болеть зубы, слезиться глаза, а совесть будет грызть со всех сторон. Я не хочу, чтобы ты совершала ошибки... Искренне не хочу. К тому же тем, кого ты съешь... тоже бывает не совсем приятно. И подумай – что же им делать в твоём желудке? Они же там просто умирают со скуки. Хотя, конечно, они уже мёртвые...
Сунап и Большой Мотыль переглянулись. – Скажи, что Мотылю очень тяжело будет везти её на спине – нас очень много... – шепнул Сунап. – Мотылю будет очень тяжело везти тебя на спине... Нас ведь так много... – Ты же не хочешь приносить ему страдания... – продолжал шёпотом советовать Сунап. – Ты же не хочешь приносить ему страдания? – Я хочу полететь вместе с вами! – резко упрямилась Ладушка-Оладушка, клацая для острастки острыми зубами. Так они ещё долго выясняли – полетит она или нет. Шли минуты и получасия... Большой Мотыль витал всё время в воздухе, так как опасался больших челюстей. В конечном счёте решили, что все полетят на Большом Мотыле, а Кровавый Монстр пойдёт за ними следом. Но она шла очень медленно, всё время отставала, путалась в хвостах... и это было очень мучительно даже для Большого Мотыля. Он летел низко и тоже медленно, поскольку старался не выпускать Оладушку из вида. – А-а-а не-э-э мо-огла-а бы-ы ты-ы-ы и-идти-и-и не-эмно-о-о-о-го-о бы-ы-стре-еээ???... – Нет! – рявкнула Ладушка-Оладушка. Большой Мотыль печально вздохнул и принял свою участь. Они останавливались несколько раз передохнуть, и все косо смотрели на суженую Фуры. Это был самый мучительный поход в их жизни. Через бесконечно долгое, нудное, потерянное и убитое время они добрались, наконец-то, к дому БурРута! – Ой! – воскликнула Ладушка-Оладушка, увидев нору издали. – Это же дом моего пятого колена дяди! И она радостно побежала вперёд. Мотыль с восторгом рванул за ней. Ладушка-Оладушка с разбегу плюхнулась в логово БурРута, Большой Мотыль затормозил об дерево, и его печальное «Бли-и-и-и-и-и-и-и-и-ин» сопровождало разлетевшихся в разных направлениях пассажиров. Сунап чудом подлетел вверх, стукнулся мохнатой головой о ветвь, так что посыпались смолистые шишки, и с не менее молниеносным чудом опустился в подземелье слизи, раздавая обильные брызги во все стороны. – Успел! Я успел! – радостно закричал Фура, вынырнув из-под Сунапа. БурРута в лёгком приятном недоумении обводил всех вытаращенным взглядом. – А-а-а... Сюрприз! – вспомнил он и с аппетитом улыбнулся. – Дядя! – душераздирающе прокричала Ладушек-Оладушек, пробираясь к БурРуте. – Я? – И слизкий монстр огляделся по сторонам. – Я?.. – опять спросил он, уже более глубокомысленно. – Дядя! – раздавались восторженные крики. – Как же ты здесь погряз! Ладушка-Оладушка со всей своей возможно максимальной скоростью плыла к БурРуту. Это удавалось ей быстрей, чем ходьба – большая заслуга хвостов. Несмотря на то, что они потеряли пышный внешний вид, зато проявили сейчас своё истинное предназначение. – Дядя! – клацнула зубами Ладушка-Оладушка и повисла на шее слизкого существа. На радостях они вместе погрузились в слизь... – Вот оно – счастье расставания! – разомлел Фура. – Прекрасная встреча... ...Мы их больше не увидим, – проконстатировал он в заключение после долгого ожидания. Сунап встряхнул его за лапу. – Надо спасать! Он же захлебнет её! – И он погрёб туда, где всё ещё выплывали пузырьки. – Ой! Да что же это я? Да-да-да! – опомнился Фура и уцепился за спину Сунапа. – Смерть столь наивного и обаятельного существа, будущего моего счастья на собственных глазах! Это же тяжкая потеря! Я спасу её! Я сделаю всё возможное! Ныряй, Сунап! – Куда? Куда нырять? – прокричал Сунап. – Пузырьки уплывают! Пузырьки действительно появлялись то справа, то слева, и их было такое множество, что они превращались в узоры: замысловатые круги, нестандартные квадратики, бантики... От этого рябило в глазах (не менее, чем от многочисленных хвостиков)... – Я с ва-а-а-ами-и-и-и... – послышалось сверху, и голова Большого Мотыля просунулась в отверстие ямы. – Только вни-и-из я не поле-е-е-езу... Я-я-я-а-а-аа во-о-а-а-бсче-е-е нне-е-е-е лаа-а-а-ажу! – Что делать? Что нам делать? – метушился Фура, нервно лопая пузырьки коготками. – А-а-а что-о-о-о прои-и-и-и-зашло-о-о-о-о????? Мощная волна откинула Сунапа и Фуру назад, и на поверхности появились Ладушка-Оладушка и БурРута. – Это мой дязя! – улыбнулась Ладушек-Оладушек. – Ой! Где твой зуб? – воскликнул Фура. – А, это... это он меня снасяла не узнал, а потом нисего, вспомнил... БурРута виновато улыбнулся, поглядывая в сторону Фуры и Сунапа... Но особенно Фуры. – А вас я съем всё-таки, – решил он. – Ну сто ты, дязя! – оборвала его Ладушка-Оладушка, у которой из-за выбитого зуба получился пикантный акцент. – Ты не представляес, как прекрасно не есть мяса! Особенно зивых сусеств! – И она прочитала БурРуте вдохновенную речь, с хорошей памятью пересказав ему утренние поучения Фуры. – А есё это мои друсья! А один из них – пости дазе муз! – заключила она. – Который? Глазастенький? – У него утонсённая фигура и обсирный ум... – продолжила в восхищении Ладушка-Оладушка, обрадовавшись, что дядя сразу угадал её возлюбленного... Дело клонилось к вечеру. Эхо долго отказывалось разговаривать – ему было мало щелей: Большой Мотыль застрял на входе в яму и перекрыл доступ воздуха. И лишь когда его разбудили и он осознал своё положение, ситуацию удалось исправить. Наконец Эхо, перепробовав голоса всех присутствующих, внесло деловое предложение: – Ну, у меня есть деловое предлосение! Давайте зе саймёмся делом! – произнесло оно на манер Ладушки-Оладушки, после чего его попросили говорить по возможности чьими-то другими голосами. – Мой маленький! – громко позвал Сунап и вытащил Лапочку за хвостик из слизи. Листик слабо чихнул и икнул. – Переводи, – шепнул Фура на ушко Эхо. – Он чихает и икает, – громким голосом объявило Эхо. – Это я и так понимаю. Ты переведи – какая у него тайна. А то мы что, зря сюда тащились? – Да, – просто так поддакнула Кровавая Оладушка. – Сря, сто ли? – Погодите! – Эхо звуковыми волнами приблизилось к листику. – Для начала его ведь нужно спросить. А потом ещё и понять смысл речей последующих. Да ещё перевести их на язык доступный… Что не так-то и просто… Я, вообще-то, больше на древненовейшем специализируюсь... – И по пещерке БурРута разнёсся негромкий звон и шелест листика. Когда непонятные звуки стихли, раздались слова, которые переводило Эхо: – ...Слушайте, маленькие зверьки и существа, вот вам тайна, которую Вам не стоило бы знать... окутывают и оберегают наш мир. Каждая частичка этого мира создана веяньем этих крыльев. Мы поём и летаем благодаря их тихой защите. Земля, по которой мы ходим, – одно из их проявлений. Воздух, которым мы дышим, – колыханье их трепетных перьев. Вода, живые существа – всё это создаётся заново тогда, когда приходит новый Правитель. Наш мир появился в тот момент, когда Царь Птиц сбросил свои крылья ради того, чтобы появились время и жизнь, и все мы. Теперь он бескрылый. Но мир постоянно меняется... Каждые сто тысяч лет приходит новый Правитель или Правительница. И вот – появилась Новая Принцесса Птиц, с прекрасными солнечными крыльями! Значит, вскоре этому миру придётся уступить место следующему. Но Царь Птиц не хочет, чтобы его мир погиб, он очень привязался к нему, поэтому он и решился погубить Принцессу – существо Света и вдохновения. По его приказу птицы скрыли Солнце, без которого она не может существовать. Если Она исчезнет – этот мир останется жить, ожидая новое крылатое Существо, но это будет против Законов. А если вы поможете Ей – тогда Ваш нынешний мир погибнет вместе с Вами!!! Вторая сестра Солнца, невидимая Миред, хочет спасти Принцессу Птиц. Она помогала ей, подружила её с Солнцем, научила радости, чистоте и прозрачности. Новый солнечный мир не будет таким, как этот. Там не будет существ, подобных вам. Те, кто станут населять его, будут лёгкими и лучистыми! Они не станут пожирать друг друга и, тем более, жить в лужах со слизью. Поэтому Миред избрала помощника для спасения Принцессы Птиц. Она назначила срок, который должен был наступить с падением последнего листика, – меня. После этого срока помощник Миред ощутил смутное томление, беспокойство и желание двинуться в путь. И хотя он не знал и не знает об этом, последние лучи Солнца Миред направляла именно в него... Он собрал в себя так много света, что сможет отогреть несчастную Принцессу и спасти её. Это даст начало новому миру! Нужно только найти Её! Но будьте осторожны, ведь те, кто окружают помощника, сами не ведая, что творят, только отдаляют его от цели, сбивают с пути. Среди них есть и скрытый мешатель-вредитель... Это не я, это он так сказал – мешатель-вредитель, покорный воле Царя Птиц, который хочет погубить помощника и меня... то есть, я имею в виду, конечно, его, Листик... – закончило Эхо, а затем, после часа или двух затянувшегося напряжённо-изумлённого молчания всех, добавило: – Вот такие пироги, ребятки... После этого заговорили все разом: – Славься, наш Сунап! Ура! Ура! – восторженно завопил Фура, принимаясь трясти лапу друга. – Если я её спасу, наш милый мирок погибнет?! – ошарашенно произнёс Сунап. – Все мои братья и сёстры, и даже я?! А кем же я перерожусь? Может, какой-то ерундой на постном масле... – Ура! Ура! Среди нас Великий Сунап, избранный для того, чтобы сотворить новый мир, где будут жить какие-то светлячки! Ура! Уррррррррра! – продолжал вопить Фура, не слушая его. Он так заходился в радостных прыжках, что хвост, подлетая вверх, звонко бухался то ему на макушку, то зацеплялся за уши. Из-за него всех остальных просто не было слышно. – Мы-ы-ы-ы все-е-е-е исче-е-е-е-е-езне-е-е-ем?! – печально захлопал крылышками Большой Мотыль. – Ну-у-у-ууу во-о-о-о-от, я-а-а-а та-а-ак и-и-и зна-а-а-а-ал... – Милый, а сто всё это знасит? – дёрнула за лапку Фуру Ладушка-Монстр. – Раз всё равно помирать, позвольте я напоследок всё-таки сожру... ну или хоть надкушу... вон того лупатенького?! – попросил БурРута, приближаясь к Фуре. – Нет! – подскочил Фура. – Нельзя причинять вред живым, пусть даже мы и «подобные существа»... Как там нас назвали? – И он заволновался, пытаясь вспомнить, захлопал глазами. – Давайте, вы лучше съедите этого лишнего мешателя, который нас не туда ведёт! – Но как зе нам узнать, кто лисний? – перебила его Оладушка и клацнула всеми оставшимися зубами так сильно, что эхо пришлось повторять этот звук несколько раз. Нависла тишина... – Придумал, – восторженно поднял Фура палец вверх. – Посчитать! – У-у-у ме-е-ня-а-а е-э-эсть ге-э-э-ни-и-и-а-а-а-льна-а-я-а счи-и-и-та-а-а-а-а-а-а-а-ло-оо-о-оч-ка-а-а-а-а... Я-я-а-а-а-а мо-о-о-а-а-гу-у-у-у о-о-о-оче-е-е-еэ-э-э-э-нь бы-ы-ы-ы-ыстро-о-о-о-о-о по-о-о-о-осчита-а-а-а-ать... – Я тоже знаю неплохую, – возразил Фура и на правах более нахального сразу же начал считать, тыкая пальцем во все стороны, не заботясь о том, попадает он в кого-нибудь или нет: | |||||||
| |||||||
– Ну ты гонишь! – воскликнул Сунап, увидев, кто по жребию выпал вредителем. Фура тоже был в шоке. Его палец твёрдо упирался в его же собственную грудь... – Это всё... – сказал он и с этими словами на устах опрокинул себя в слизь! У него снова случился приступ уныния. – Пища! – кровожадно заорал БурРута и нырнул за ним. А дальше было месиво. Сунап не мог поверить, что жребием выпал Фура. Сила дружбы была сильнее всего, и он мгновенно прыгнул в слизь за Бурр-Рутой, который, в свою очередь, очень спешил настигнуть своё долгожданное лакомство. – Что-о-о о-о-он де-э-эла-а-а-е-э-эт? – взбудоражился Мотыль. – О-о-о-ни-и-и все-э-э по-о-огибну-у-ут! Сунап-п-п не-э-э-э смо-о-же-э-эт о-о-один спа-а-асти-и-и Фуру-у-у-у! Большой Мотыль искренне пытался произнести свою речь как можно скорее всем остальным, пока под густой жидкостью происходило что-то странное. И от скорости действий внутри по поверхности шли гигантские волны, бульбы и разводы от всплесков. Теми же «всеми», кому Мотыль так яро хотел донести истину, были Ладушка-Оладушка и Листик. Тысячи мыслей, слов и фраз проносились в голове бабочки, которые он хотел прокричать, выболтать, выпалить… но протянул только одну: – Та-а-ам тво-о-ой же-е-е-е-ени-и-их, бли-и-и-и-и-и-и-и…н, – и, отчаявшись найти понимание, решил сам прыгать в очаг событий. Что он и сделал, распластавшись на поверхности слизи гигантской крышкой. – Фу-у-у-ла-а-а-а! – заорала Ладушка-Оладушка, до которой дошла, наконец, высказанная Мотылём мысль, и ринулась вслед за всеми, ловко поднырнув под крыло Гусеницы. Она нырнула на самое дно, работая всеми своими хвостами. И… О Чудо! Хотя в яме со слизью оказались абсолютно все, но Фура был спасён! И тоже всеми! Каждый поздравлял себя со спасением Фуры, хотя тот даже и не тонул, а очень ловко и весело резвился в слизи, как только понял, что намечается свалка. Он даже немного сопротивлялся, когда его стали вытаскивать. Решив, что это спазмы или приступ отчаянья, Ладушка-Оладушка так крепко схватилась за своё сокровище, что оно действительно почувствовало, что такое «тяжело», и отключилось. Сунап вылез следом, а вот БурРута… некоторое время ещё находился на глубине. Но через несколько минут всё же вышел и он. Его мордалицо было ещё более угрюмым и молчаливым. Сунап заметил, что в рукалапах дяди Ладушки-Оладушки было что-то белое. – Я цени-ф сфои жубы… – печально и задумчиво рявкнул, даже не рявкнул, а просто сказал БурРута. Но Оладушка не могла сейчас уделить внимание родственнику. Она вылезла на поверхность земли и положила Фуру в травку. За нею поползли все остальные. – А где Большой Мотыль? – удивился Сунап, и до его слуха донеслись отдалённые звуки. Он понял, что это не кто иной, как Мотыль, и полез обратно в нору. На поверхности слизкого озера широко раскинулись крылья Мотыля – они-то и держали его на плаву, не давая потонуть. А время от времени из жидкости вырывалась голова самого Бабочки и с громким вдохом, сопровождавшимся словом: «Бли-и-и-и…» – погружалась опять в слизь, ибо груз тела тянул всё сильнее. Сунап поднапрягся всеми силами и после долгих стараний всё же выцепил Большого Мотыля из слизистой ловушки... БурРута же в это время сидел рядом и только наблюдал за происходящим. Он не помогал и не мешал Сунапу. Никто не знал, что творилось сейчас в душе милого бежжубого чудовища. То ли он злорадствовал над друзьями и их невзгоды доставляли ему удовольшвие, то ли просто потерялся в прострации из-за выбитых жубов и потерянной надежды кого-нибудь созрать. Это была первая подобная неудача в его жизни, и она больно дала ему по психике. Вытащенный Бабочка с горечью заметил, что летать какое-то время не сможет, пока крылья, покрытые слизью, не высохнут. А Фура всё не приходил в сознание, хотя Ладушка-Оладушка, навалившись на него всем своим шикарным телом, долго и отчаянно пыталась его пробудить. Но то, что он жив, – это было несомненной истиной. Правда, открылась она значительно позже – когда он смог, наконец, отдохнуть от удручённой судьбинушки. – Нам надо спешить! – заметил через время Сунап. – И надо избавиться от балласта. – Здесь он совершенно непроизвольно и нечаянно сделал немного неблагодарный взгляд в сторону принёсшего столько пользы Мотыля. – Я иду выполнять свой долг – искать Принцессу Птиц! Фура тоже пока остаётся здесь до восстановления сил. – И тут Сунап задумался. – Ты можешь тоже остаться, – обратился он к Ладушке-Оладушке. – Тогда я пойду сам. И он, дав Мотылю несколько указаний, уже ринулся идти своей дорогой, когда Кровавый Монстр его догнала: – Я пойду с тобою! Тебе наверняка помощь понадобится. И Фура, конечно, хотел бы, чтобы я поступила именно так. А сам он уже в безопасности, мой Фура. Сунап был очень тронут этой нежданной помощью. Так они и пошли по дороге вдвоём. Ладушка-Оладушка всё время говорила в восторженном состоянии о Фуре, его глазах, осанке, хвосте! И через время Сунап приспособился не обращать на это внимания. Он начал чувствовать, что не хватает кого-то. Потрогал себя по плечу и понял, что Листика. Он с отчаяньем поднял взор к небу, закрытому птицами, но возвращаться было поздно. Время заканчивалось – Сунап это чувствовал. И что-то подсказывало ему: «Нужно идти». | |||||||
| |||||||
|